Книга историка Катрин Гусефф - это описание того, как русские эмигранты в 1920-е годы основали в Париже «маленькую Россию»

ВКонтакте

Одноклассники

Елена Коваленко

Прибытие русских эмигрантов в Париж, 1917 год. Фото: Alebert Harlingue / Roger Viollet / AFP / East News.

Внучка русских беженцев Катрин Гусефф написала книгу, рассказывающую об истории русской эмиграции во Франции в 1920–1930 годах. Хрестоматийный сюжет в изложении французского историка начинает играть новыми красками. Гусефф показывает историю русской эмиграции не с привычного для русского читателя сюжета изгнания - о тоске по родине говорится как об одном из аспектов духовной жизни беженцев, но не более. Тема книги - человеческие и групповые стратегии выживания и успешной интеграции во французское общество у русских эмигрантов.

Изучение истории экономической и социальной интеграции русских беженцев, которая происходила в первом десятилетии их жизни во Франции, убеждает в необходимости делать четкое различие между теми, кто обосновался в столице и ее окрестностях, и их соотечественниками, оказавшимися в провинции. В отличие от размещения в других промышленных центрах страны, приезд в Париж в абсолютном большинстве случаев не был связан с оформленным заранее, на расстоянии, наймом на работу. Столица сулила такое разнообразие возможных занятий, какое и не снилось ни в одном другом французском городе (особенно когда речь заходила о маргинальных секторах занятости, как, например, искусство, являвшееся призванием многих выходцев из России).

Сосредоточение беженцев в столице стало одной из главных особенностей русской иммиграции, в целом отличавших русских от других иностранцев, которые приехали во Францию в те же годы. Эта концентрация способствовала развитию интенсивной внутриобщинной жизни, охватившей такие сферы, как образование, медицинская помощь, пресса, издательская деятельность, досуг (кафе, рестораны), профессиональное обучение и другое. Столь активная жизнь привела даже к возникновению в Париже - пусть и в весьма ограниченных масштабах - феномена внутриобщинной занятости. О крепких узах солидарности свидетельствовало и существование собственных каналов, кругов знакомств и связей, охватывавших различные виды профессиональной деятельности, например частный извоз (такси). Эмигрантские общественные организации выработали настоящие стратегии, направленные на то, чтобы помочь соотечественникам найти себе место на рынке труда. Это привело к заметной концентрации русских в определенных сферах деятельности.

Обосновавшиеся в Париже беженцы повлияли на формирование во французском общественном мнении представления о русских как об эмиграции элит. Данное представление было унаследовано и историографией, привычно именующей «русским исключением» (l’exception russe) то сосредоточение деятелей искусства, интеллектуалов, представителей политических и социальных элит царской России, которое можно было наблюдать в Париже и окрестностях столицы.

Этот ни на что не похожий мир, сплетенный из множества необычных судеб и историй, упорно противостоит всем попыткам предложить классификацию или использовать методы социологического анализа, основанного на строгих критериях количественных обследований. Интересно, что «исключительный» характер русской иммиграции, сосредоточенной в столице, отразился даже в статистических источниках: они, в частности, зафиксировали среди лиц русского происхождения необычно высокий процент представителей интеллектуальных и свободных профессий. Этот факт заставляет вернуться к вопросу о природе «деклассирования», о котором неоднократно говорили и писали как русские, так и французские современники.

«Фигура белоэмигранта, жертвы удивительного поворота колеса фортуны, была неиссякаемым источником романтического вдохновения для литераторов двадцатых годов». Стоило бы добавить - и для журналистов тех лет: «Дипломированные инженеры служат разнорабочими на заводах; представители интеллектуальных профессий, адвокаты, врачи становятся шоферами такси; княгини работают официантками в ресторанах», - пишет в 1930 году публицист Шарль Ледре (Ledré).

Давно уже стало привычным доминирующее представление о социальном упадке эмигрантских элит. Но как же тогда не удивляться тому, насколько заметное место они занимали в двадцатые годы среди активного населения? Нужно, следовательно, отличать формы деклассирования, связанные с потерей имущества, от континуитета или, при необходимости, переориентации в профессиональной деятельности элит - стратегии, об успехе которой (по крайней мере в первое десятилетие) свидетельствуют судьбы многих литераторов, чиновников, художников и других.

Русский продуктовый магазин в Париже, 1930 год. Фото: Alebert Harlingue / Roger Viollet / AFP / East

Париж - излюбленное место проживания русской эмигрантской элиты - был прежде всего горнилом, через которое прошли тысячи беженцев, нашедших работу на больших заводах пригородов, в мастерских и на фабриках столицы. Перед нами - анонимная масса чернорабочих, чье происхождение определить с точностью почти невозможно (особенно если начало активной жизни беженца совпало с войной). Доподлинно известно одно - многие из них прошли тот же путь, что и тысячи других иностранцев, которые в двадцатые годы стекались во Францию со всех уголков Европы, спасаясь от нищеты и безработицы. Итак, эмиграция элит? Или иммигранты в ряду прочих? В случае русских беженцев эти два диаметрально противоположных видения иностранного присутствия (нередко подразумевающих противопоставление политического изгнания и экономической миграции) соседствуют одно с другим, а порой и тесно переплетены.

Известные нам типажи русских эмигрантов: заводской рабочий или живущий в Париже представитель старой аристократии - отсылают к совершенно разным социальным мирам, которые, однако, оказываются связанными друг с другом внутри Зарубежной России. Чтобы описать эти миры, воссоздать динамику их возникновения и эволюции, интересно будет сопоставить взгляд извне - то есть с позиций французской истории иммиграции - со взглядом изнутри - то есть с видением, унаследованным от той истории русской эмиграции, которая возникла внутри самой диаспоры.

В глазах французов русские представляли собой разнородный мир, порожденный несколькими волнами миграции (та из них, что восходила к дореволюционным временам, оставалась еще весьма заметной в межвоенный период) и представленный на самых разных ступенях общества - от неимущих до зажиточной буржуазии. История, рассказанная самой эмиграцией, выдает присутствие различных связей, которые - вопреки всей ее неоднородности - спаяли изнутри эту национальную общину. Мало-помалу возник весьма своеобразный порядок - с высокой степенью внутренней иерархизации и отчетливым распределением ролей (как реальных, так и символических) между социальными группами. Активная деятельность элит, направленная на поддержку интеграции остальной массы беженцев, представляет собой, вне всякого сомнения, отличительную черту данной истории.

Несмотря на расстояние, которое их разделяет, две эти точки зрения в чем-то совпадают: обе они свидетельствуют, что интеграция русских беженцев носила не спонтанный и хаотический характер, а сопровождалась вмешательством и поддержкой со стороны ряда организаций. Именно воссоздание внутренней структуры эмиграции - в гораздо большей степени, чем констатация тех импровизаций, которые, как нетрудно предположить, она таила, - позволяет пролить новый свет на социальную историю Зарубежной России.

Русская церковь в Париже в день прощания с Марий Федоровной, 27 октября 1928 года. Фото: New York Daily News / Getty Images / Fotobank.ru

Большое количество русских, проживавших в департаменте Сена, - факт, который бросается в глаза. В 1926 году число лиц русского происхождения достигало здесь примерно 45 тысяч (около пяти тысяч из них прошли натурализацию), уступая лишь количеству итальянцев и бельгийцев. Такая концентрация была, несомненно, связана с присутствием довоенной эмиграции: перед началом войны во Франции проживало 35 тысяч выходцев из России, большинство - в Париже (причем 75% из них осело здесь уже давно). В послевоенные годы значение этой волны постепенно нивелируется: дореволюционные эмигранты стареют, и одновременно во Францию прибывают тысячи беженцев, покинувших Россию в период Гражданской войны.

Департамент Сена привлекал многих иностранцев, но удельный вес русских был здесь исключительно большим: они составляли 10% всех иностранцев, проживавших в этом районе, при том что аналогичный показатель в рамках всей Франции не превышал 3%. В то время как новые иммигранты оседали в первую очередь в пригородах, русские селились главным образом в Париже. Такая концентрация в значительной мере способствовала распространению (как среди эмигрантов, так и среди французов) представления о бесчисленном множестве беженцев, хлынувшем во Францию в двадцатые годы.

Надо заметить, то же самое происходило в Берлине и Праге. Столицы всегда притягивали эмигрантов, надеявшихся найти здесь поддержку, установить нужные контакты и связи, и это естественным образом влияло на выбор тех, кто приезжал позже. В Париже очень рано сформировались общинные структуры приема беженцев, что превратило столицу в центр притяжения в период массовых приездов середины двадцатых годов. Создание Русской гимназии (1920 год), Русского народного университета, бюро помощи в трудоустройстве, открытых по инициативе Земгора (не говоря уже о возникновении многочисленных общественных, профессиональных и культурных объединений), сыграло важную роль в том, что привлекательность столицы приобрела объективный характер. Конечно, большое значение могли иметь и более прагматические соображения. Так, в игру вступал экономический фактор: в Париже и области зарплаты рабочих часто были выше, чем в провинции, что, например, объясняет концентрацию русских рабочих в парижской автомобильной промышленности. Нередки случаи, когда, приехав работать по первому контракту на металлургические предприятия Лотарингии или Нормандии, эмигранты очень быстро увольнялись, чтобы перебраться на парижские заводы «Рено».

Целые кварталы и районы столицы превратились в особые, непохожие друг на друга микрокосмы русской иммиграции. В 15-м округе, где число русских было самым большим (4245 человек), эмигранты селились прежде всего в квартале Гренель, неподалеку от автомобилестроительных заводов, расположенных на набережной Жавель и в парижском пригороде Булонь. В этом округе как грибы после дождя выросло множество недорогих русских ресторанов, столовых и кафе, а по соседству расположились эмигрантские организации: филиал Центрального офиса по делам русских беженцев, медицинский диспансер, Русский народный университет. Список можно было бы продолжить, упомянув многочисленные общественные и культурные объединения и ассоциации, также расположившиеся в 15-м округе: Московское землячество, Федерацию русских инженеров, Русское студенческое христианское движение, Союз русских шоферов.

По числу жителей русского происхождения за 15-м округом следовал 18-й. Русские иммигранты, составлявшие здесь около 3,5 тысяч человек, селились в основном в кварталах Гранд-Карьер и Клиньянкур. Среди них мы находим немало «старых» эмигрантов, приехавших во Францию в начале века и сперва осевших в еврейском квартале Плецель. Свидетельством успешного продвижения этих людей по социальной лестнице стало их переселение в более фешенебельные кварталы округа. Маловероятно, чтобы приезд сюда эмигрантов новой волны был связан со славой «русского» квартала Пигаль, с его кабаре и ресторанами, ведь к началу тридцатых годов мода на него была уже почти забыта. На выбор беженцев скорее повлияли расположенные неподалеку мастерские и фабрики пригорода.

В 16-м округе две трети русских (насчитывавших здесь в общей сложности также 3,5 тысячи человек) проживало в престижных кварталах Отёй и Мюэт. Подобное расселение часто связывалось с присутствием знати, сумевшей спасти свое состояние или по крайней мере стремившейся сохранить видимые знаки своего социального положения. Действительно, среди беженцев, несомненно, встречались весьма состоятельные люди, в том числе и те, которые могли позволить себе поселиться в частном особняке на фешенебельных авеню Эйло или Йена. Однако такие случаи все же были исключением.

Сосредоточение русских в 16-м округе могло отчасти объясняться существованием здесь в те годы большого количества семейных пансионов (вроде того, что описан Жозефом Кесселем (Kessel) в романе «Княжеские ночи»), но данная гипотеза нуждается в проверке. Также в округе обосновалось немало эмигрантских благотворительных организаций и обществ взаимопомощи: общежитие медсестер, Общество помощи детям русских беженцев, Центр помощи русским беженцам и др. Кроме того, в этой части Парижа размещались офисы целого ряда французских благотворительных ассоциаций, опиравшихся на поддержку со стороны местной буржуазии. Все это могло повлиять на решение многих беженцев обосноваться именно здесь.

11-й и 4-й округа, насчитывавшие около семи тысяч выходцев из России, были традиционным местом проживания представителей дореволюционной волны иммиграции. Тот факт, что здесь уже находились бывшие беженцы, покинувшие западные районы империи в период погромов, возможно, повлиял на выбор российских евреев, приехавших во Францию в двадцатые годы (следует заметить, что среди эмигрантов, покинувших Россию в годы Гражданской войны, евреев было немного). Около трети выходцев из России, проживавших в 11-м округе, принадлежали к числу ремесленников квартала Рокет (краснодеревщиков и сапожников). Точно так же в 4-м округе в районе Маре (или Плецель на идише) было сосредоточено три четверти всех русских иммигрантов этого округа. Вместе с поляками, армянами, греками и румынами выходцы из России (составлявшие 20% от иностранцев, которые проживали в этой части Парижа) зарабатывали себе на жизнь ремеслом и мелкой торговлей. В других округах, и особенно в 1-м и 2-м (старый центр города), русских было очень мало; исключение составлял лишь 17-й округ, приютивший чуть более заметное число беженцев.

В результате такого компактного расселения соседями оказывались беженцы, занимавшиеся самыми разными видами деятельности. Выделялся только 15-й округ, в котором среди русских иммигрантов в двадцатые годы явно преобладали рабочие автомобильной промышленности. Именно эта категория - отнюдь не самая заметная на фоне всей русской эмиграции и слабо отраженная в воспоминаниях - численно преобладала в эмигрантской среде. Помимо автомобилестроения существовало также несколько других сфер деятельности, которые привлекли значительное число русских иммигрантов: наземный транспорт, текстильная промышленность, производство готового платья, высокая мода, свободные профессии.

Гусефф, К. Русская эмиграция во Франции: социальная история (1920 –1939 годы) - М.: Новое литературное обозрение, 2014.

Публикации раздела Традиции

Романовы в эмиграции

П осле революции 1917 года погибла не только императорская семья, но и многие представители дома Романовых . Выжили лишь те, кто оказался далеко от столицы или вовремя эмигрировал. Вспоминаем, как сложились судьбы великокняжеских эмигрантов.

Анастасия и самозванки

Чудом спасшейся великой княжной Анастасией называли себя около 30 женщин. Наиболее известная из них, Анна Андерсон, рассказывала, что ее, раненую, вызволил из подвала Ипатьевского дома солдат Чайковский, а после «княжна» бежала в Европу. Верили ли ей?

Герцог Димитрий Лейхтенбергский, принимавший ее у себя в 1927 году, утверждал, что княжна не знала русского языка и не была знакома с православными обрядами. Встречалась со «спасшейся Анастасией» и сестра Николая II Ольга Александровна - в 1925 году в Берлине. Позже она рассказала шведскому писателю и славянисту Стаффану Скотту: во время встречи дамы говорили только по-немецки, хотя немецкого ее племянницы не знали. При этом Лже-Анастасия не говорила ни по-русски, ни по-английски.

Проверяла женщину и Вера Константиновна, дочь великого князя и поэта Константина Константиновича:

«Она гостила у меня три дня, и я испытывала ее, в частности, ленточкой с названием императорской яхты «Штандарт». Царевич Алексей по будням носил фуражку с такой ленточкой. Она ничего не поняла, только сказала: «Ты правильно делаешь, что хранишь эту ленточку». Мы говорили по-немецки. Она была очень похожа на Анастасию, это точно. Но с головой у нее было не все в порядке».

В СССР за Анастасию себя выдавала Надежда Иванова-Васильева. Она обращалась в шведское посольство - узнавала адрес проживающей там фрейлины Анны Вырубовой и даже отправляла по ее просьбе фото. Но в Институте судмедэкспертизы имени Сербского ей поставили диагноз «шизофрения».

Международная команда экспертов, проводившая в 2008 году анализы ДНК останков царской семьи, дала однозначный вывод: все представители царской семьи погибли в доме Ипатьева, включая Анастасию.

Скорбь и достоинство Марии Федоровны

Императрица Мария Федоровна. Фотография: yooniqimages.com

Императрица Мария Федоровна. Фотография: ipola.ru

Императрица Мария Федоровна. Фотография: krimoved-library.ru

После революции вдовствующая императрица Мария Федоровна длительное время пребывала в Крыму. Весной 1919 года к полуострову подошли красные, и английский король Георг V собирался вывезти оттуда тетушку на броненосце «Мальборо». В это время в Крыму было множество людей, которые не могли выехать из страны. Внучка Ирина рассказала Марии Федоровне, что для эвакуации людей ничего не делается. Вдовствующая императрица объявила севастопольскому союзному командованию, что никуда не поедет, пока хоть один человек из тех, чья жизнь в опасности, останется в Крыму. Вскоре в Ялту прибыли новые корабли для эвакуации беженцев.

После отъезда из России Мария Федоровна жила в Англии у сестры Александры, а затем перебралась в Копенгаген, где правил Христиан X, ее племянник. Стаффан Скотт, автор книги «Романовы», рассказывает, что отношения Марии Федоровны с королем не заладились. Король через слугу даже попросил ее расходовать свет экономнее, а Мария Федоровна велела зажечь все лампы в своем флигеле. Здание оказалось ярко освещено от подвала до чердака, и отношения вдовствующей императрицы с Христианом Х испортились еще больше.

Позднее английский племянник Марии Федоровны Георг V выделил ей пенсию в 10 тысяч фунтов, и она перебралась в небольшой дворец Видёре на севере Лондона. Однажды вдовствующая императрица получила посылку от датского дипломата: в антикварном магазине Москвы он нашел Библию, конфискованную у Марии Федоровны в Крыму. С этой книгой в руках она и умерла. Мария Федоровна до самого конца не желала признавать смерть сына и несчастье, постигшее царскую фамилию.

Новый русский император

Великий князь Кирилл Владимирович. Фотография: rodovid.org

Великий князь Кирилл Владимирович. Фотография: pokaianie.ru

Великий князь Кирилл Владимирович. Фотография: hrono.ru

Признавать окончательное падение монархии не желал никто, но у великого князя Кирилла Владимировича, потомка Александра II , были на то свои причины. Третий претендент на престол после царевича Алексея и великого князя Михаила Александровича до 1917 года, он стал ее первым законным представителем после расстрела царевича Алексея и великого князя Михаила Александровича. Благополучно перебравшись в июне 1917 года в Финляндию, он избежал, таким образом, жестокой расправы.

Кирилл Владимирович ждал подтверждения смерти наследников, но советская власть не делала прямых заявлений. И все же в 1922 году он сперва объявил себя Блюстителем Государева Престола, а в 1924-м принял титул Императора Всероссийского в изгнании. Поэт эмиграции Бехтеев писал о нем:

На подвиг святой и великий
За Русь и за Веру Христа
Он вышел под буйные клики -
Слуга и Защитник Креста.

Он немало сделал для облегчения участи эмигрантов, но миссией своей видел другое: сохранить монархические традиции и юридические основы императорского дома на случай, если народ России пожелает вернуть монархию.

Однако провозглашение Кирилла императором не одобрили ни Мария Федоровна, ни Николай Николаевич - признанный лидер эмиграции. Именно отсутствие доказательств смерти наследников, по мнению научного руководителя Российского государственного архива Сергея Мироненко, породило в эмиграции раскол. Эмиграция разделилась на кирилловцев, признавших Кирилла императором, и на большинство тех, кто его не признавал.

В целом принятие им императорского статуса, с точки зрения историка-генеалога Станислава Думина, было чем-то вроде символического акта. Нужно было сохранить силу династии хотя бы формально, оттого Кирилл Владимирович и пошел на этот шаг. Сегодня его потомки возглавляют Российский императорский дом.

Дважды великокняжеская семья

Княгиня Ксения Александровна. Фотография: es-kiz.ru

Великий князь Александр Михайлович. Фотография: livelib.ru

Единственная великокняжеская семья, которая полностью уцелела в годы революции, - семья Александра Михайловича, внука Николая I и основателя русского Военно-воздушного флота. Его женой была Ксения Александровна, родная сестра Николая II. Из охваченной революцией России семья выехала вся, включая семерых детей.

Александр Михайлович отбыл раньше всех - он отправился в Париж, где по окончании Первой мировой войны готовилась мирная конференция. Там он долго добивался от союзных государств вмешательства в ход Гражданской войны, но ничего не вышло.

Когда семья воссоединилась, супругам пришлось продать коллекцию монет и картин и драгоценности, чтобы выжить. Однажды бельгийский бизнесмен Альфред Ловенштейн предложил великому князю две тысячи долларов в неделю на пять лет вперед за то, чтобы последний подписывал пригласительные билеты на его званые вечера. Но Александр Михайлович отказался. А Ловенштейн всего лишь хотел выйти в свет и видеть на своих приемах аристократию.

Ксения Александровна с 1925 года жила в Англии у царствующего кузена. Великая княгиня оказывала поддержку Российскому обществу Красного Креста, помогала эмигрантам, продавая акварели собственной работы. Также она участвовала в организации благотворительных вечеров и балов русских организаций: Союза русских дворян, Союза русских летчиков, Морского собрания и других. Ее единственная дочь Ирина также помогала нуждающимся. Вместе с мужем Феликсом Юсуповым в первые же годы эмиграции она основала контору по трудоустройству. Позже супруги открыли салон красоты, где работали русские женщины, а самым крупным их проектом стал модный дом Irfe. Он был очень популярен у европейских аристократов вплоть до 1930 годов, когда наступила Великая депрессия.

Самый юный великий князь

Великий князь Дмитрий Павлович и Коко Шанель. Фотография: russian7.ru

Дмитрию Павловичу на момент Октябрьской революции едва исполнилось 26 лет - он был самым юным из великих князей дома Романовых. За год до переворота он вместе с Феликсом Юсуповым участвовал в заговоре против Григория Распутина. Юсупова тогда сослали в имение под Курском, а Дмитрия - в действующую армию в Персию. В итоге революцию он застал далеко за пределами России. Члены Временного правительства предлагали великому князю вернуться в Петроград после Февральской революции, а когда он отказался, разрешили продать дом и вывезти капиталы.

Центром золотой молодежи, пока та еще могла позволить себе не считать деньги, по-прежнему оставался Париж. Там Дмитрий Павлович и встретил будущую королеву моды Коко Шанель, между ними вспыхнул бурный роман. Великий князь познакомил молодую Габриэль с одним из бывших поставщиков Русского императорского двора, который и подсказал ей рецепт будущих духов «Шанель №5». А сестра Дмитрия Павловича - Мария Павловна - возглавляла в доме Шанель мастерскую вышивки.

Во Франции Дмитрий Павлович одно время работал в винодельческой фирме в Реймсе и даже состоял в совете директоров. Позже он переехал в Америку, где женился на богатой американке Одри Эмери. Она перешла в православие и получила от главы Русского императорского дома в изгнании титул Светлейшей княгини Романовской-Ильинской. Некоторые Романовы хотели присвоить Дмитрию Павловичу звание Императора Всероссийского в изгнании - вместо Кирилла Владимировича, - но тот отказался.

Книга историка и переводчика Дугласа Смита «Бывшие люди». В ней он проследил историю главных аристократических семей России в ХХ веке. The Village публикует главу «Исход» о том, как дворяне покидали страну после революции.

Остановка в Одессе

В июне 1918 года Бунин с женой Верой приехал из Москвы в Одессу. Они нашли хорошую квартиру, обставили ее старинной мебелью и наняли горничную. Их дом стал местом встреч политических деятелей и интеллектуалов, таких как барон Петр Николаевич Врангель, писатели граф Алексей Николаевич Толстой и Константин Георгиевич Паустовский, актриса Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Весной 1919 года Красная армия взяла Одессу. Друзья настаивали на том, чтобы Бунин уехал, но, несмотря на то, что ему как дворянину и непримиримому критику нового режима грозила опасность, он счел неприемлемым пуститься в бега. Луначарский прислал ему по телеграфу охранный ордер, тем не менее Бунины неоднократно подвергались унизительным обыскам.

Бунин внимательно наблюдал за происходящим и записывал все в своем дневнике. Резко критикуя большевиков, он сторонился и их противников, неоднократно высказывался против погромов и отказался примкнуть к какой-либо белой организации, поскольку считал их запятнанными антисемитизмом. Тем не менее 7 февраля 1920 года, когда Красная армия во второй раз брала Одессу, Бунин с женой отправились в изгнание. «Последний раз увидела русский берег. Заплакала… - записала Вера Николаевна в дневнике. - …Впереди темнота и жуть. Позади - ужас и безнадежность».

Изгнание

К началу 1920 года стало очевидно, что Красная армия войну выигрывает. Причины победы красных многочисленны, но, вероятно, главная из них крылась в умении большевиков говорить напрямую о главных нуждах народа, особенно о земле, и то, что их картина будущего была убедительнее туманных обещаний белых. Князь Павел Щербатов в начале 1920 года сказал: «Белая армия проиграет, потому что идет на войну с пустым знаменем». Годы спустя барон Врангель повторит эту мысль, назвав главной причиной поражения белых неспособность учитывать «настроения масс простых людей». Весной 1919 года, когда Красная армия отбросила войска Деникина и Врангеля, из Южной России и Крыма начался массовый исход, который длился более года.

Семейству Дмитрия Шереметева, бежавшему с Северного Кавказа, удалось добраться до Крыма. Дмитрий с Ирой и ее мать поселились во дворце Воронцовых в Алупке; их дочь Лили Вяземская и ее свекровь княгиня Мария Вяземская нашли кров в юсуповском имении в Кореизе близ Ялты. Они рассказали своим друзьям о мучениях, которые им пришлось пережить на Северном Кавказе.

Крым тогда стал домом для многих аристократов и членов семьи Романовых, включая вдовствующую императрицу Марию Федоровну, ее дочь великую княгиню Ксению, великих князей Николая и Петра Николаевичей, обосновавшихся в имениях Ай-Тодор и Дюльбер. В ночь на 6 апреля, с приближающимися к побережью звуками выстрелов, решено было эвакуировать царскую семью. На следующий день Романовы и еще несколько человек погрузились на британский крейсер «Мальборо», на борту которого они добрались до Ялты, а уже оттуда утром 11 апреля отправились в изгнание.

Жизнь в Европе

Шереметевы покинули Ялту в тот же день. Дмитрий и мальчики отплыли на борту британского эсминца «Быстрый», а Ира с девочками - на крейсере «Принцесса Инна». Семейство воссоединилось в Константинополе, после чего они продолжили путешествие на Принцевы острова в Мраморном море. (Десять лет спустя другой русский политический изгой Лев Троцкий на этих островах провел четыре года жизни.) Поравнявшись с крейсером «Мальборо», пассажиры «Быстрого» отрядили Дмитрия поблагодарить вдовствующую императрицу за ее отказ покинуть Ялту, пока оттуда не были вывезены все желавшие уехать.

К концу апреля Шереметевы добрались до Мальты и оттуда отплыли на континент. Благодаря акциям бакинской нефтяной компании, которые они захватили с собой, у Дмитрия и Иры хватило денег на покупку дома в Антибе. Они прожили там несколько лет, а когда кончились сбережения, переехали в Рим, где состоялась помолвка их дочери Прасковьи с великим князем Романом Петровичем, сыном великого князя Петра Николаевича и великой княгини Милицы Николаевны (урожденной княжны Черногорской). В 1926 году Дмитрий стал первым председателем Союза русских дворян в эмиграции. Он умер и похоронен в Риме в 1943 году; Ира последовала за ним в 1959-м. Их сын Сергей сражался на фронтах Гражданской войны, прежде чем осесть в Италии с родителями.

Второй сын Николай женился на княгине Ирине Юсуповой, единственной дочери князя Феликса Юсупова, убийцы Распутина, и стал помощником капитана на круизных линиях. Василий, младший, устроился работать шофером. Позднее он со своей женой Дарьей Татищевой купил ферму и виноградник и содержал небольшой отель в Савойе, пока не переехал в Париж.

Поражение Врангеля

Окончательная эвакуация состоялась в середине ноября 1920 года при генерале Врангеле. В течение нескольких дней 146 тысяч человек - вдвое больше того, что ожидалось, - были помещены на лодки и отправлены по волнам Черного моря в сторону Константинополя. Сам Врангель вступил на борт крейсера «Генерал Корнилов» 14 ноября. Те, кто бежал с приближением Красной армии, ничуть не преувеличивали опасность. Когда Красная армия овладела Крымом, ЧК начала регистрацию жителей. Бывшим офицерам белой армии была гарантирована жизнь. Те, кто поверил в это, явились и были арестованы; ночами их вывозили за город и расстреливали. Никто не был застрахован от такой участи. В Ялте в декабре 1920-го большевики расстреляли 84-летнюю княгиню Надежду Барятинскую вместе с дочерью и зятем.

Истребление белых офицеров продолжалось по всей России до 1922 года, несмотря на амнистию, объявленную в июне 1920-го. В Екатеринодаре было расстреляны 3 тысячи офицеров; в Одессе - до 2 тысяч; в Екатеринбурге - 2 800 человек. Страшнее всего обстояло дело в Крыму, где были казнены без малого 50 тысяч человек - офицеры и чиновники. Обоснование казней было дано задним числом в ноябре 1921-го, когда в постановление об амнистии внесли уточнение: все те добровольцы, кто сознательно сражался в рядах белых армий, «преследуя цели защиты своих классовых интересов и буржуазного порядка», амнистии не подлежали.

Когда белая армия под командованием Врангеля покидала поле боя, белые терпели крах и в Сибири. 22 октября 1920 года атаман Семенов был выбит из своей столицы Читы, остатки его отряда отступили в Маньчжурию. Одной из самых странных страниц Гражданской войны была попытка барона Унгерн-Штернберга, прибалтийского дворянина и бывшего заместителя Семенова, создать базу для похода на Советскую Россию из Внешней Монголии, но в 1921 году он был схвачен и казнен.

Исчезли как класс

Последним оплотом белых был Владивосток, который был захвачен в конце октября 1922 года. По разным оценкам, Россию в то время покинули от 500 тысяч до 3 миллионов человек. В большинстве своем это были не дворяне, а простые крестьяне и представители среднего класса, хотя среди них было много и дворян. Согласно одному из источников, к 1921 году в России находилось не более 12 % дореволюционного числа дворян, то есть около 10 тысяч семей, или 50 тысяч человек. Гражданская война расколола дворянство; с этих пор жизненные пути матерей и сыновей, братьев и сестер шли в разных направлениях. Пропасть между теми, кто остался, и теми, кто уехал, ширилась. «Красная газета» в статье под названием «Сифилис» писала:

«В Крыму умер сумасшедшей смертью от сифилиса целый класс. Русская аристократия, тот самый класс, на котором базировалась, на котором держалась сифилитическая, сумасшедшая царская власть. И на котором базировалось „Белое дело“. Нет больше российского дворянства. Нет больше русской аристократии. Нет больше „Белого дела“ - оно умерло. Окончательно умерло».

Но не все представители этого класса умерли или бежали. Галина фон Мекк была среди тех, кто остался. Вот как она это описывала:

«Мир, который мы знали, умер, завтра не существовало, было только сегодня. Будущее было туманно, а настоящее представляло собой хаос. <…> Многие бежали из страны. Другие, самые храбрые, приняли суровый вызов поверженной родины. Наши кошельки были пусты, в печах не было дров, не лучше обстояло дело и с нашими желудками, но мы выживали и боролись».

Некоторые члены Советского правительства были вполне согласны с этим заключением фон Мекк. В 1921 году Ленин констатирует, что, несмотря на то, что помещики и капиталисты уничтожены как политический класс, некоторые из них, вынужденные скрывать свое происхождение и загнанные в подполье, заняли руководящие должности в органах советской власти. Угроза, исходящая от старого режима, в глазах большевиков не стала меньше и незначительнее.

Обложка: Издательство «Новое литературное обозрение»

Русские аристократки-эмигрантки не придумали модельный бизнес. Он и до этого существовал в Англии.

Но именно они стали эталоном красоты, изящества и вкуса.
Они придали модельному бизнесу шарм и гламур.
Ими восхищалась Франция. Вот только об этом как-то особо не любят вспоминать русофобы, которым так и хочется, чтобы образ русской женщины продолжал ассоциироваться с толстыми крестьянками и совковыми безвкусно одетыми колхозницами. Одного только примера русских аристократок-топ-моделей достаточно, чтобы развеять в пух и прах этот нелепый миф.

Нина Твердая, манекенщица дома "Арданс" и одна из финалисток конкурса "Мисс Россия" в 1930 г. в Париже, в черном платье из джерси
Благодаря представительницам русской эмиграции в мире радикально изменилось представление о манекенщицах и та роль, которую они играют в мире моды и в обществе в целом. До этого момента быть манекенщицей считалось занятием сомнительным, едва ли не неприличным.
Первые школы моделей возникли в Англии и лишь потом - во Франции. При наборе в школу предпочтение отдавали девушкам-танцовщицам, умевшим красиво двигаться.

Во Франции особенно ценились русские эмигрантки-аристократки: они обладали прекрасной осанкой и умели с достоинством ходить. Ими восхищался весь Париж.
Русские манекенщицы стали эталоном изящества и вкуса.
Самой красивой женщиной Парижа и лучшей фотомоделью считалась Натали Лелонг (до замужества Палей), дочь великого князя Павла Александровича.
Ее портреты были главным украшением журнала Vogue.

Русские эмигрантки, блестящие светские красавицы и представительницы аристократических семей, которые вынуждены были зарабатывать на жизнь, стали первыми топ-моделями домов Ланвен, Шанель, Пуаре и др.
Публика была поражена их элегантностью, рафинированностью, знанием языков и аристократизмом.
Они подняли представление о манекенщицах на совершенно новую высоту и сделали роль модели очень значительной, каковой она и продолжает оставаться по сей день.

Именно с 1920-х гг. быть моделью стало престижно и модно, и именно русские подарили миру эту профессию в ее современном качестве.
Русские красавицы имели грандиозный успех в мире. Начиная с 1928-го года, в Париже был организован конкурс "Мисс Россия". В том же 1928 г. титул "Мисс Нью-Йорк" получила русская красавица Валентина Кашубо, бывшая дягилевская балерина. На конкурсах красоты, проходивших в эти годы в Берлине, Гамбурге, Лондоне и других городах, очень часто победительницами становились русские красавицы.

1920-е гг. были периодом очень большого успеха русских актрис в Голливуде - пока кино было немым, определяющими были внешние данные и актерский талант, а акцент не имел никакого значения.

Натали Палей - руская топ-модель

Юсуповы в эмиграции

Одним из самых известных в ту пору был Дом моды «Ирфе», основанный княжеской четой самых богатых людей России князем Феликсом и княгиней Ириной Юсуповыми.

Другим известным Домом моды считался «Итеб». Это название было составлено из прочитанного наоборот имени хозяйки, баронессы Бетти Гойнинген-Гюне, в первом браке баронессы Врангель.

Русские красавицы в 1920-е годы славились белизной кожи, голубизной глаз, высокими скулами и темными волосами. Особенно заметной тогда была красота княгини Мэри Эристовой, княжны Мии Оболенской, Теи Бобриковой и графини Елизаветы Граббе.

А вот мода на блондинок пришла лишь после 1929-го года, когда востребованной стала красота княжны Натали Палей, Людмилы Федосеевой, Лидии Ротванд,виконтессы Жени де Кастекс.

Топ-модель Людмила Федосеева, Париж, 1938 г.

30-е гг. Русские топ-модели успешно конкурировали с топ-моделями Третьего Рейха.
Именно тогда взошла звезда Людмилы (Люд) Федосеевой, самой высокооплачиваемой фотомодели 30-х годов. Её судьба во многом типична для моделей как той поры, так и последующих времен.

«Открыл» её известный в те годы фотограф Хорст, работы которого с Людмилой сначала очень не понравились владельцу «Вог» Конде Насту.
Через некоторое время последний, что называется, проникся и даже собрался жениться на Федосеевой. Она продолжала пользоваться большим успехом и в годы немецкой оккупации Франции. Накануне освобождения Парижа уехала в Аргентину, а вернувшись, осталась без работы и былой славы.

Не исключено, что французы не простили ей, как и Коко Шанель, «близости» с фашистами. И в 50-е гг. бывшая звезда подиума и глянцевых журналов работала сначала клерком в одной из авиакомпаний, а затем кастеляншей в эмигрантском доме для престарелых.
Вполне возможно, впрочем, что прошлое Люды Федосеевой здесь не при чём и она попросту оказалась жертвой изменчивой моды. Вообще, издержки профессии фотомодели и манекенщицы были одинаковы что тогда, что сейчас. Главная из них - век модели, как известно, очень недолог. В наши дни многие из них начинают карьеру в 13-15 лет, а к 25 годам большинство уже выходит в тираж. В 20-30-е гг. прошлого века подобной «акселерации» не наблюдалось. Тем не менее большинство манекенщиц завершали свою карьеру в 30-35 лет. И единственным выходом для них (как и для нынешних звезд подиума) становился удачный брак.

Киноактриса Ольга Бакланова, Голливуд, 1928 г.

Балерина Ксения Триполитова, Париж, 1945 г.

Манекенщица Варвара Раппонет, Париж, 1944 г.

Певиица Людмила Лопато, Париж, 1950 г.

Балерина Анна Павлова, Берлин, 1913 г.

Киноактриса Вера Холодная, Москва, 1916 г.

Балерина Валентина Кашуба, Париж, 1916 г.

Балерина Александра Балашова, Париж, 1921 г.

Киноактриса Ольга Безяева, Берлин, 1923 г.

Княгиня Ирина Юсупова, урожденная княжна Романова, Париж, 1924 г.

Манекенщица Леди Ия Абди, урожденная Ге, Париж, 1925 г.

Киноактриса Ксения Десни, урожденая Десницкая, Берлин, 1927 г.

Манекенщица Тея Бобрикова, Париж, 1928 г.

Киноактриса Нина Ванна, урожденная Языкова, Лондон, 1929 г.

Манекенщица княгиня Мери Эристова, урожденная княжна Шереашидзе, Париж, 1929 г.

Манекенщика княгиня Елизавета Белосельская-Белозерская, урожденная графиня Граббе, Париж, 1929 г.

Киноактриса Наталья Кованько, Берлин, 1930 г.

Манекенщица княжна Мин Оболенская, в замужестве Шаховская, Париж, 1930 г.

Киноактриса Вера Малиновская, Берлин, 1931 г.

Манекенщица Мария Павлова, урожденная княжна Волконская, Париж, 1932 г.

После 1917 года перед дворянством, которое не покинуло Россию, стояло две задачи: адаптироваться к новым условиям и при адаптации не потерять традиции.

После Октябрьской революции

Согласно документу о переписи населения в 1897 году в Российской империи проживало 125 640 021 человек, из них 1,5% составляло дворянское население, или 1 884 601 человек. Во время первой волны Белой эмиграции большая часть дворян покинуло Россию, значит, по примерным оценкам, осталось около 500-600 тысяч человек дворянского происхождения.

В 1917 году, после Великой октябрьской революции, дворянство как сословия не стало. «Декрет о земле», который приняли 25 октября 1917 года, лишил дворян основного источника существования, так как земли изымались государством. Из документа следовало, что имения переходят в руки крестьянских депутатов. Закон вводил уравнительный принцип распределения земли. Теперь право пользования получали те, кто обрабатывал землю собственным трудом.10 ноября 1917 года совет народных комиссаров издал декрет «Об уничтожении сословий и гражданских чинов».

В архиве усадьбы Солохта Череповецкого уезда (сегодня Вологодская область) сохранились документы, которые показывают, что мебель, хозяйственные постройки, запасы зерна и муки продавались за бесценок, сдавались в аренду и передавались государственным учреждениям. Помещики Игнатьевы после революции покинули свои имения и уехали в неизвестном направлении. Их усадьбу в Угрюмове конфисковали местные власти и создали там сельскохозяйственную коммуну. Также известно, что дворянам оставляли небольшие земельные участки для самостоятельной обработки.
Еще один пример трагической судьбы дворянской фамилии Гальских. После выселения из особняка на берегу реки Шексны они были вынуждены переезжать из квартиры в квартиру, в итоге семья распалась, а на Марию Алексеевну Гальскую советские власти сфабриковали дело как на «врага народа» и в 60 лет сослали Восточную Сибирь.

«Бывшие» дворяне искали источники новые способы заработать. Но поиски работы осложнялись тем, что дворяне попадали под классовую дискриминацию, и высокие посты были для них закрыты. Поэтому каждый дворянин искал себе «место под солнцем» долго, используя связи, вспоминая приобретенные навыки. Дворяне, оставшиеся в России, понемногу адаптировались к новым условиям жизни.
Например, в деревне Клопузово Уломской волости (Вологодская область) две помещицы организовали постоялый двор. Правда, в феврале 1925 года на них составили два протокола за то, что предпринимательницы не платили налоги. Дело передали в народный суд.
Князь Ухтомский в 1924 году создал рабочую артель во Владимирской области. И советские власти снова препятствовали развитию «бизнеса» и постановили упразднить артель из-за того, что «артель организована из нетрудового элемента».

Кто остался?

Княжеский род Голицыных – один из самых заметных аристократических родов в России, также самый многочисленный. Генеалогическое древо Голицыных (которое составил князь Голицын в конце XIX века) показывает 1200 человек.
Фамилия Хилковых, наоборот, самая малочисленная аристократическая фамилия.
Аксаковы – старейшая дворянская фамилия, история которой ведется с XI века. К этой фамилии принадлежит знаменитый писатель Сергей Тимофеевич Аксаков. Зворыкины – наоборот, молодая фамилия, известная с XVIII века.
Главная проблема дворянских фамилий – отсутствие карьерных притязаний, ведь раньше аристократу «не подобало» работать и становится профессионалом в своем деле. Перестраивать свое мышление на новый лад было трудно. Но среди представителей дворянства были профи своего дела: Николай Владимирович Голицын был крупным ученым-архивистом, разговаривал на 11 языках и до Революции вступил в должность директора Главного архива в Санкт-Петербурге. Кирилл Николаевич Голицын в 1923 году бросил учебу в Архитектурном институте, но позже работал как художник-оформитель. С 1932 года работал в Москве: оформлял музеи, выставки и подрабатывал в издательствах. Сергей Михайлович Голицын, двоюродный брат Кирилла, окончил Высшие литературные курсы и в 1930-х года публиковал детские рассказы в журналах «Мурзилка», «Чиж». Кроме писательского труда, Сергей Михайлович работал топографом и в 1930-х годах участвовал в строительстве канала имени Москвы. Молодые представители дворянских фамилий были гибче, и быстрее приспосабливались к новым условиям.

Хилковы

Княжеский род Хилковых, несмотря на относительную «молодость», тоже быстро адаптировался к новым условиям жизни. Борис Дмитриевич Хилков, после военной службы в 1920-1930 годах получил работу старшего редактора в отделе законодательства Реввоенсовета СССР. Потом он занимался сельским хозяйством, работал бухгалтером в колхозе – до расстрела в 1938 году. Брат Бориса, Александр, работал столяром-модельщиком в вагоноремонтном заводе Ленинграда. Также он писал статьи для журналов «За рубежом», «Вокруг Света», «Рабселькор», «Вагоностроитель». В свободное время даже успевал писать роман «Обнаженные корни», и это произведение (вернее, две его части) было опубликовано в 1940 году

Михаил Хилков, сын Бориса, закончил Дальневосточный рисо-мелиоративный техникум в Уссурийске и работал на рис совхозе. Там же, в Уссурийске, занимался топографией. Представители Хилковых проявили себя очень активно, но их карьере «мешало» дворянское происхождение и репрессии.

Аксаковы

Самым активным представителем фамилии Аксаковых был Борис Сергеевич Аксаков. Бывший офицер, он работал на Сызрасньско-Вяземской железной дороге, уехал в Казахстан на сельхохозяйственные работы. В 1930-годы работал экономистом. Сестры Бориса – Ксения, Нина и Вера – тоже нашли себе занятие. Ксения работала в системе народного образования, Нина – заместителем начальника в Кадровом секторе Госплана. Вера получила должность машинистки в Жиртресте. При советской власти и мужчины и женщины рода Аксаковых нашли себе занятие и смогли грамотно адаптироваться в новом обществе.

Зворыкины

Зворыкины интересны тем, что именно они так яростно выступали против работающих дворян. Для них особенно болезненна была потеря недвижимого имущества, как источника денег. Но они смогли свои увлечения превратить в профессию. Например, Николай Зворыкин увлекался охотой, и при советской власти устроился на работу в Лесосоюз, а с 1925 года публиковал рассказы в охотничьих журналах. Федор Зворыкин в 1920-х писал фокстроты для певцов и артистов. Но дело шло не слишком успешно, поэтому Федор окончил курсы иностранных языков и преподавал английский язык. Надежда Зворыкина давала частные уроки английского языка, а Ксения Зворыкина работала библиотекарем в Смольном институте.